— Я имею приказ правления принять от вас этот пароход.
— Я не сдам вам судно!
— Ну, это мы посмотрим, — спокойно ответил Каргалов и двинулся вперед.
— Вам придется перешагнуть через мой труп! — взвизгнул Миловидов и выхватил из кармана револьвер.
Этого «трюка» не выдержала команда и поддалась на провокацию. В одно мгновение матросы растолкали миловидовский комсостав и обезоружили Миловидова.
Выскочившая из засады японская полиция окружила и арестовала команду. Немедленно составили протокол о бунте команды и нападении на капитана под влиянием большевистской пропаганды. Протокол заверил «кстати оказавшийся на судне» «российский консул» Максимов.
На следующий день по срочному приказу нагасакского губернатора команду выслали в административном порядке под конвоем японских жандармов через Цуругу во Владивосток. Консул Максимов «ввиду утери» подлинных судовых документов, «по указу всероссийского временного правительства» (скончавшегося за три года до этого происшествия), выдал «Симбирску» новые временные документы. Капитан Миловидов с разрешения «российского посла» в Токио нанял вместо русской японскую команду, и «Симбирск» проследовал в Кобе, где и поступил в распоряжение Федорова.
На другой день после печального возвращения Каргалова и экипажа «Симбирска» во Владивосток ко мне пожаловал японский морской офицер с переводчиком. Офицер назвался флаг-капитаном командующего японской эскадрой во Владивостоке.
Флаг-капитан стал длинно объяснять что-то по-японски. Переводчик сгибался после каждой его фразы и добавлял: «Хэ… хэ… хэ!»
Наконец офицер кончил. Переводчик втянул в себя воздух, согнулся в три погибели и перевел:
— Его превосходитерство адмирар приказари вам кранятися.
— Поблагодарите его превосходительство за любезность.
— Его превосходитерство адмирар сказари, что очень жарко (жалко), но нерзя быро ваши рюди оставити в Японии.
— И мне очень жалко. Но что же наши люди сделали в Японии нехорошего?
— Очень боршевики! — И переводчик закатился раскатистым деланным хохотом, раскрыв зубастый рот, как акула. Офицер тоже заржал, но более сдержанно. Просмеявшись с минуту, оба как по команде закрыли рты и вытянулись.
— Пожаруста, присырайте в Японию другие рюди, не боршевики, — передал в заключение переводчик.
Владивостокская газета «Дальневосточное обозрение» 27 января 1921 года писала о другом нашем пароходе:
«Шанхай, 22. Сообщают, что двухтрубный пароход, приблизительно в 4000 тонн, русской национальности, погрузил в Каугоу, вблизи Макао, около 800 китайских рабочих, направляющихся на Кубу. Благодаря отказу гонконгского правительства выдать китайским рабочим заграничные паспорта рабочие были перевезены в Макао, откуда и выехали на пароходе за границу».
Таинственный корабль был «Пенза» — украденный Федоровым пассажирский пароход русского Добровольного флота, специально построенный для срочного сообщения Владивостока с ближайшими портами Японии и Китая и совершенно неприспособленный для дальних плаваний.
«Коммерсант» Федоров и отставной царский адмирал Кампанион признавали «константинопольское правление» Добровольного флота. Это им было выгодно. Константинополь достаточно далек от Японии, и его приказания можно исполнять «постольку — поскольку». Заседающим там бюрократам в генеральских чинах можно без труда продолжать втирать очки, как это делалось в течение всей службы. С этой стороны было «все в порядке».
Но после разгрома интервентов и белогвардейцев положение в корне изменилось. Когда врангелевцы были опрокинуты в море, константинопольскому правлению Доброфлота стало не до Федорова. Да и сам Федоров с компанией поняли, что игра в Константинополь окончена.
И вот в эту тяжелую для белогвардейского жулья минуту из-за далекого Атлантического океана к нему протягивается рука нью-йоркских дельцов.
Почему бы не опереться на эту руку? И «дело» началось.
В своей статье «Довольно лжи» я писал по поводу «Пензы»:
«Федоров не только угнал местный русский пароход за тридевять земель, но и занялся, при помощи каких-то таинственных американских предпринимателей, доставкой рабов на Антильские острова.
Ведь ни для кого не секрет, что перевозка китайских кули на южноамериканские и вест-индские плантации есть не что другое, как скрытый вид работорговли. Конечно, все эти голодные и безграмотные кули «подписали добровольно» соответствующий контракт, и со стороны закона все обстоит благополучно. Но тот, кто хоть раз в жизни видел, как таких кули эксплуатируют их же подрядчики, на какие работы и в каких местностях их ставят, как их бьют и как они мрут от американских тропических лихорадок, — тот знает настоящее имя этой позорнейшей эксплуатации человека.
Господин Федоров и его американские контрагенты предполагают поставить это дело на широкую ногу, говоря, что за «Пензой» последуют в том же направлении и с таким же грузом «Симбирск», «Симферополь» и «Тобольск».
Япония, уверяющая нас все время в своей беспристрастности и нейтральности, дает у себя приют федоровскому разбойничьему гнезду и помогает ему захватывать в своих портах пароходы, принадлежащие русскому народу. Ведь пароходы «Могилев», «Омск», «Тобольск», «Нижний Новгород» и «Симбирск» захвачены Федоровым в японских водах и при содействии японских властей! Ведь «Пенза» в свой позорный американский рейс ушла из Модзи, а до этого беспрепятственно плавала между Кобе и Шанхаем!»